Жители России 30 октября почтят память жертв политических репрессий. Оценки масштабов сталинских репрессий до сих пор разнятся. Очевидно лишь одно — количество жертв, приговорённых за политические преступления к смертной казни или лишению свободы, выселенных или сосланных, исчисляется миллионами. Преследовались по доносам не только отдельные люди, но и целые народы. Одни из них — поволжские немцы.
28 августа 1941 года вышел указ Президиума Верховного Совета СССР об их переселении в целях безопасности государства. Согласно документу, людям должны были «выделить изобилующие пахотной землёй районы Новосибирской, Омской областей, Алтайского края, Казахстана».
В действительности же люди, собравшиеся за несколько часов (а кому повезло — в течение суток), оказались в товарных вагонах, идущих в неизвестность.
В поисках лучшей жизни
Идею пригласить европейцев в Россию и дать им право на обустройство огромных пустующих территорий и, разумеется, своей собственной жизни, удалось воплотить в жизнь Екатерине II. Её манифест по приглашению иностранцев в Россию был переведён в 1762 году на немецкий, французский, шведский, голландский языки и латынь. Он распространялся через газеты и объявления в церковных приходах. Но ожидаемого наплыва иммигрантов не случилось. Тогда по совету прагматичного графа Александра Бутурлина императрица одобрила публикацию манифеста с конкретно прописанными привилегиями и выгодами. Государыня даровала свободу вероисповедания, беспроцентные ссуды для строительства домов, покупки скота и рабочих инструментов, освобождение мужчин от воинской службы, возможность 20 лет не платить пошлины в казну. Даже расходы на переезд Россия брала на себя.
Новый манифест оказался невероятно привлекательным и выгодным предложением. Особенно для германцев. Семилетняя война уничтожила всякую надежду на нормальную жизнь.
По словам руководителя Кемеровского отделения областной общественной организации немцев «Видергебурт» Виктора Шрайнера, до наших дней сохранились записи одного из анонимных авторов о положении дел в княжествах Германии. Например, он пишет, «в наше время земледелец — самая несчастная тварь, крестьяне — рабы», «дети бегают полунагими и с криком выпрашивают милостыню, родители едва имеют только несколько лохмотьев на теле, чтобы прикрыть свою наготу».
Поэтому тысячи жителей Гессена, Вюртемберга, Мекленбурга, Пфальца и Померании двинулись в далёкую Россию на поиски счастья.
Первые иммигранты основали колонии на правом и левом берегах Волги, в Саратовской и Самарской губерниях. Но не всё шло гладко. Людей прибывало всё больше и больше, государственных денег не хватало, надежды Екатерины II рассеивались — помимо трудолюбивых и педантичных немцев в Россию прибыли и люмпены, не желавшие и не способные трудиться. От них пришлось избавляться.
Немцам предложили перебраться в города и находить себе там работу по нраву, служить в армии. Также императрица велела вернуть долг государству и при желании вернуться на родину. Позже желающим переселиться в Россию и вовсе отказали. Кто хотел и мог, тот наладил хозяйство и быт.
С объединением Германии и отменой Александром II привилегий, немцы стали возвращаться в родные земли. Это была первая волна эмиграции.
Работники почты села Зельцман, 1924 год
В начале ХХ столетия, несмотря на подозрения в сотрудничестве с потенциальным врагом, российские немцы активно сотрудничали с Германией в сфере науки, техники, культуры, агрокомплекса. 19 октября 1918 года была образована Автономная Советская Социалистическая Республика немцев Поволжья.
«Думаю, Ленин видел пользу и смысл в создании республики. Он не понаслышке знал о талантливых людях, их идеях и возможностях, трудолюбии и терпении. По некоторым данным, у него самого были немецкие корни», — размышляет Виктор Шрайнер.
Но существовать республике суждено было недолго. 28 августа 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР она ликвидирована, а люди депортированы. Мотив — обеспечение госбезопасности.
Тоска по дому
Елизавета Шнайдер родилась 12 ноября 1928 года в селе Сусаненталь Унтервальденского района Саратовской области. Её отец был помощником председателя совхоза. Мама тоже без дела не сидела. Самое тяжёлое воспоминание — смерть папы. Елизавета Карловна вспоминает события 1931 года так, будто всё произошло вчера.
«Помню, как очнулась на пыльной проезжей дороге недалеко от дома. Как-то добрела до дома, а там все в чёрном, и отец в гробу лежит. И потом снова какой-то провал… Папа день и ночь пропадал на работе в поле. Голод был страшный… Он поймал суслика, пожарил его, съел и запил водой. Мясо зверушки жирное — наверное, поэтому организм не выдержал, и папе стало плохо…», — рассказывает Елизавета Шнайдер.
Заброшенная кирха
По словам Елизаветы Карловны, в июне 1941 года большинство мужчин ушло на фронт. Оставшиеся жители села работали, женщины переживали за судьбы мужей и детей.
«Помню, всем было велено замазывать окна сажей, перемешанной с молоком… Как в небе летали самолёты. Не сосчитать, как много их кружило над нами. А потом наших с фронта отозвали. В сентябре объявили, что всем немцам необходимо за 24 часа собрать вещи для переселения. Остаться могли лишь смешанные семьи, где один из супругов русский. Мои родители — немцы, но мама очень боялась остаться одна в деревне. Ехали мы в битком набитых людьми товарных вагонах. В них рожали и умирали. Сколько шёл поезд, не знаю. Он двигался то вперёд, то назад. Но всегда был слышен гул самолётов. Наши они или фашистской армии — не знаю. Знаю одно — мы верили, что война закончится, и мы вернёмся домой», — говорит Елизавета Карловна.
Верила, что вернётся домой и Доротея Сайбель из села Безыменное Лизандергейского района Саратовской области. Даже конфеты под наличник спрятала. По документам поволжским немцам должны были выделить пахотные земли в Сибири. Но на деле деле люди оказались брошены на произвол судьбы.
Филипп и Доротея Сайбель большую часть жизни провели в Сибири
По словам Елизаветы Шнайдер, её семья оказалась в Ленинске-Кузнецком. Старшего брата Колю и его жену забрали в трудармию, а она с мамой и племянниками поселилась в доме пожилых мужа и жены. Доротея Сайбель после смерти матери жила в землянке, пасла коров и овец. Обе женщины помнят, как одолевал голод, что нечего было носить. Делиться приходилось даже нижним бельём.
«Из полумиллионного населения республики 300 000 человек добровольно записались на фронт, но их отозвали, не поверили. Вместо этого наших отцов и матерей ждала дорога в Сибирь, а там — изнурительный труд в шахтах, на лесоповалах, стройках. Женщинам, имеющих детей чуть старше трёх лет, приходилось отдавать ребятишек в детские дома. Сколько смертей, сколько унижений…», — говорит Виктор Шрайнер.
«Почему правительство не объяснило русским, что мы не пленные, не враги, а такие же люди, такие же жертвы фашистской Германии», — задаётся вопросом Доротея Сайбель.
С окончанием войны немцы домой не вернулись. Как спецпоселенцы они не имели права на свободное передвижение, постоянно отмечались в спецкомендатуре, поэтому не могли выезжать в другие города ни на лечение, ни на учёбу, ни на работу. Тысячи писем шли в Москву с жалобами на ущемление прав.
«Уже 10 лет как окончилась война. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 25 января 1955 года восстановлены все права наших врагов — подлинных немцев. Я же только за то, что мои далёкие предки — выходцы из немцев, до сих пор нахожусь на положении гражданина, ограниченного в правах неизвестно за что и на какой срок», — писал некий Кильгаст.
Благодаря первому канцлеру ФРГ Конраду Аденауэру в декабре 1955 года со всех немцев сняли статус спецпоселенцев, начали выдавать паспорта граждан СССР. Однако речи о выезде на родину или за рубеж не шло, имущество возвращать тоже никто не собирался.
А где же родина?
С распадом СССР с немецкого народа были сняты все обвинения, власть признала незаконными и преступными действия тоталитарного режима. Но полной реабилитации так и не произошло — восстанавливать имущественные права, к примеру, никто не собирался, не говоря уже о государственности российских немцев. Однако Виктору Шрайнеру известен один случай, когда семье удалось при депортации оформить опись имущества, сохранить её и в 1990-х годах получить денежный эквивалент. Копейки — но всё же прецедент.
При первой возможности в 1993 и 1994 годах в Германию на постоянное место жительства уехали больше двух миллионов немцев.
Несмотря на открытие центров культуры и общественных организаций, сохранить традиции и язык не удалось. Большая часть потомков российских немцев являются лишь носителями фамилий. Они не знают немецкого языка, они не считают себя немцами. По сути поволжские немцы как этнос исчезли. Лишь очевидцы тех событий не могут забыть и простить преступления. Причём часть вины они возложили на фашистских главарей. «Не напади на СССР Гитлер, жили бы мы спокойно, никто бы нас не трогал», — уверен Виктор Шрайнер.
Лютеранская церковь в немецкой колонии Цюрих (ныне село Зоркино)
Своей родиной они считают именно Россию, свою Автономную Республику Немцев Поволжья. «Хотела уехать в Германию, была там. Но для них я — чужая. И они мне чужие. Моя родина здесь», — говорит Елизавета Шнайдер.
«Восстановить государственность и вернуть имущество немцам Поволжья невозможно. Для этого надо менять Конституцию, выделять колоссальные средства. К тому же может произойти социальное напряжение. Если вершить справедливость, то по отношению ко всем народам. Да, российские немцы полностью не реабилитированы. Это несправедливо. Но целесообразно ли всё это сейчас? Не одни немцы пострадали в те годы. К сожалению, пройдут годы, и никто не вспомнит о требованиях людей, переживших депортацию. У новых поколений свои заботы», — комментирует ситуацию историк Александр Пьянов.
На слова преподавателя Виктор Шрайнер ответил цитатой из романа писателя гуманиста Макса Вальтера Шульца: «Мы не пыль на ветру. Когда нас лишали всего, не спрашивали ни о чём».
Удивительный народ — немцы Поволжья. Пережив все ужасы советского режима, не добившись полной реабилитации, они честно служили России и действительно считают её своей родиной, которую не хотят покидать несмотря ни на что.
Читайте также: Доротея Фаллер: история искалеченной жизни